Абхазия-1992: Посткоммунистическая вандея

ВЗГЛЯД ИЗ ЭПИЦЕНТРА ВОЕННОГО КОНФЛИКТА И ИЗ МОСКОВСКОГО ДАЛЕКА
Первые страницы этой книги складывались в уме, вынашивались в сердце задолго до того, как определились ее окончательные контуры. Я бы не сказала, что теперь, спустя 11 месяцев, стало ясно и очевидно, чем кончится начавшаяся в августе 1992 года абхазская трагедия. Боюсь пророчествовать, но до конца может быть еще далеко, и сколько судеб искалечит, сколько человеческих жизней сожжет в своей прожорливой топке война, каким новым позором еще успеют покрыть прекрасное, гордое имя своей маленькой республики честолюбивые фюреры, отдающие смертоносные приказы из гудаутского комфортабельного особняка, который так охотно и любовно показывает в своих программах российское телевидение, - кто знает? И все же ясность, - и окончательная ясность, позволяющая вынести на людской суд и нравственные, и политические выводы, вытекающие из абхазской катастрофы, сегодня, вне всякого сомнения, наступила.

И объем совершенного преступления - тех, кто подготовил и развязал эту войну, и мера ответственности тех, кто поощрял эскалацию конфликта, и тайные пружины заговора, и явные цели его главарей, и шулерские приемы и крапленые карты тех, кто обеспечивал идеологическое прикрытие политической авантюры, распространяя небылицы и мрачные мифы, - все это сегодня беспощадно высветлено в лучах той трагической истории, которую пережил наш народ.

Я пишу "наш народ", не разделяя ни по языку, ни по крови, ни по вере - в данном случае, перед лицом этого общего горя - грузин, абхазов, русских, армян, греков, турок, осетин, горцев Северного Кавказа - всех, по кому прошел кровавый каток "вооруженного конфликта", и всех, кто находился от него вроде бы в безопасном далеке и блаженном неведении. Абхазская война - это позор и трагедия всего несчастного "советского" народа, который так мучительно, так отчаянно, так героически пытается вырваться из общего советского ада и который вновь и вновь сталкивают в бездну ревностные опричники старого режима, умеющие искусно играть на всех человеческих и национальных чувствах, слабостях, обидах, надеждах, заблуждениях, ослеплениях.

В моем генетическом коде, или, как принято говорить, "в моих жилах", где, видимо, сложно переплелось этническое влияние моих русских, татарских и польских предков, нет ни капли ни грузинской, ни абхазской крови, ни малейшей ниточки, кровно связывающей меня с каким-либо народом Кавказа. Я этим не горжусь и об этом не сожалею: это просто автобиографический факт. Так случилось, что до лета 1992 года я никогда в жизни не бывала в Грузии, ни в Тбилиси, ни в Батуми, ни в Сухуми, ни в Цхинвали нет у меня ни родных, ни близких и нет ни малейших оснований к тому, чтобы в моем личном отношении к какому-либо из народов этого региона образовалось - неважно в данном случае: светлое или темное - чувство, которое можно было бы определить словом "наши" ("мы", "свои") или напротив: "чужие", "они". Может быть, о том, что происходит на Кавказе, трудно судить "со стороны", но в то же время, наверное, как свидетель и как исследователь современных событий, я обладаю преимуществом абсолютной нейтральности. Ничто личное, этнически "кровное" или семейное не определяет здесь моих симпатий, не говоря уж о том, что какая-либо религиозно-конфессиональная ограниченность мне совершенно чужда и одинаково интересны памятники, следы, формы развития древнейшей христианской и богатейшей исламской культуры на этой земле - так же, как одинаково противны любые проявления фанатизма, мракобесия, ханжества, какого бы высокого церковного покровительства их носители ни искали. Для моего слуха одинаково мелодичны звуки абхазской и грузинской речи - так же, как одинаково непонятны эти языки.

Уже по всему этому я не могу и не могла быть заранее на "той" или "этой" стороне конфликта. Впрочем, это и не был межнациональный, абхазо-грузинский конфликт.

Но сначала по порядку о том, как я оказалась "в зоне" этого конфликта.

В Институт этнологии и этнической антропологии Российской Академии наук, где я работала сравнительно недавно (после защиты докторской диссертации в 1989 году), весной 1992 года обратилось "общество русской культуры" в Абхазии "Славянский дом" с просьбой командировать в Сухуми специалиста для консультаций по этно-культурной проблематике и изучения сложившейся в Абхазии ситуации. Поиск единомышленников и идейных союзников именно в нашем институте, стремление расширить их круг были традиционны для "Славянского дома", превратившегося к тому времени в идеологический штаб мощного абхазского государственного сепаратизма. (Продолжение »»)