Абхазия — красная черта для России!

Станислав Лакоба — секретарь Совета безопасности Республики Абхазия. Историк, писатель, автор многих публикаций по вопросам археологии, истории, политики и культуры народов Кавказа. Был депутатом Верховного Совета — парламента Республики Абхазия, занимал пост первого заместителя председателя Верховного совета в 1993-94 годах. В 2004 году в паре с Сергеем Багапшем баллотировался в вице-президенты, но после заключения компромиссного соглашения между двумя кандидатами уступил свой пост Раулю Хаджимбе. В данный момент является одной из самых влиятельных фигур в руководстве Абхазии.

— Какова геополитическая роль Абхазии в современных условиях, когда происходит наступление США и НАТО на Кавказе?

— Ситуация довольно запутанная и сложная. Произошло важное событие: открылся нефтепровод Баку-Тбилиси-Джейхан. Это как раз та линия, по которой выстраивается очень многое. Понятно, что за открытием нефтепровода следует ликвидация российских баз в Грузии, которые являются помехой интересам некоторых западных стран. В то же время мы видим попытки "навести порядок" на территории Турции. Я имею в виду курдский вопрос, ведь часть нефтепровода проходит по территории, населенной курдами.

В Турции недавно вышел бестселлер "Металлический шторм". Это фантастика, которой сейчас все зачитываются. Сюжет таков: в 2007 году в Северном Ираке происходит столкновение турецкой армии с курдами и начинается война с США. Турция обращается за помощью к России и Евросоюзу. Вот такая неутешительная для американцев картина, выдающая определенные настроения в обществе. Тем более что Турция только сверху немножко лакирована под светское государство, хотя мы знаем, что традиции ислама там очень сильны.

Я так много говорю о Турции потому, что она — ключевой пункт того транзита, по которому нефть пойдет на Запад. И некоторым кажется, что уже все решено, а на самом деле стабильное бесперебойное функционирование нефтепровода очень проблематично. В этом регионе у Соединенных Штатов масса проблем.

Все эти вопросы имеют прямое отношение к Абхазии. Нужно учитывать и интересы других государств, в том числе России — нашего очень большого соседа, с которым кое-кто опрометчиво решил не считаться.

Подобная ситуация, может быть, даже более сложная, была на Кавказе в 1917-21 годах, когда после развала империи Россия утеряла контроль над Закавказьем. Запах нефти и тогда притягивал к себе всех. И западным государствам было все равно, на кого опираться, — на мусаватистов, на коммунистов, лишь бы добраться до этой нефти. В принципе это и происходит сегодня. Ведь они особо не смотрят, какой режим в Грузии. Важно то, насколько он отвечает интересам крупных нефтяных транснациональных корпораций.

Однозначно сказать, что будет в Абхазии, очень сложно. Ясно одно: Абхазия всегда считалась с точки зрения России стратегическим ключом к Закавказью. Естественно, это понимают и другие страны. Это видно и по вопросу железной дороги, вокруг которого тоже идет какая-то торговля. Открытие сквозного движения поездов через Сочи и Тбилиси до Еревана не выгодно США. Они будут противодействовать восстановлению русского влияния в Закавказье. И недаром Грузия постоянно заявляет, что на политическом уровне вопрос еще не решен. Они явно хотят предъявить какой-то новый счет России.

— Какова роль турецкого фактора в вашей политике?

— Мы — соседи с Турцией, но в Абхазии, безусловно, превалирует русское влияние. Я думаю, что на пространствах СНГ уже практически нет таких территорий, которые бы так дружественно относились к России. В течение 200 лет мы находимся в орбите российских культурных, экономических, языковых, военных связей. Для такого небольшого народа как абхазы порвать эти отношения было бы неразумно.

А России, с точки зрения ее стратегических, геополитических интересов, надо, конечно, держаться за небольшого, но верного союзника и за такую территорию.

— Не подорвала ли доверие к России ситуация, сложившаяся на выборах президента, когда многие наши политики, чиновники, артисты стали по-хамски вести себя по отношению к Абхазии?Как жители Абхазии это оценивают сейчас?

— Да, все это имело место. Когда в ход идут очень большие деньги, наверное, и получаются вот такие вещи. Очень много грязи было вылито. Это был шок для многих людей, потому что никто не ожидал такого поведения с их стороны. Особенно обидно, что шишки набивались на ровном месте: все, кто шли на выборы, были ориентированы на Россию.

Но это не осталось в душе у народа. Все понимают, что в силу каких-то обстоятельств в наших отношениях произошел сбой. Тем более, что на сегодняшний день общественно-политическая ситуация более или менее разрядилась.

Кстати, и в России расклад был разный, не все думали одинаково. Были и такие силы, которые сыграли положительную роль. Тот же самый Сергей Бабурин прибыл в Абхазию и очень дипломатично добился компромисса.

.

— Какая модель будущего Абхазии видится вам оптимальной? Это вхождение в состав России (как сказал грузинский министр Хаиндрава "однажды утром вы можете проснуться в составе Краснодарского края"), или ассоциированные отношения, о которых много говорили, но конкретное содержание этого понятия так до конца и неясно?

— Очень сложно говорить об ассоциированных отношениях, потому что никто из правоведов, юристов толком не может сказать, что это такое. Что касается пребывания в составе России, то Абхазия никогда не выходила из него. В 1810 г. мы вошли в Российскую Империю, и с тех пор не появилось ни одного документа о выходе из состава России.

В марте 1991-ого г. был референдум о сохранении СССР. Абхазия тогда, в отличие от Грузии, проголосовала за сохранение Союза, правопреемником которого является Россия. Потом была война, по сути дела из-за того, что мы не вышли из состава России и не стали частью Грузии.

Конечно, говорить о том, чтобы Абхазия стала частью Краснодарского края — это абсурд. На это никто ни при каких обстоятельствах не пойдет, и звучало это просто провокационно. Такой тезис будет отталкивать народ.

Факт тот, что Абхазия выступает за самые тесные и близкие отношения с Россией. И дело тут не в нас. Абхазия неоднократно обращалась к российскому руководству по поводу более тесных отношений. Но действенной реакции нет, все ограничивается разговорами. Складывается такое впечатление, что Россия не знает, как себя вести в этом вопросе. Во многих заявлениях Россия говорит, что признает целостность Грузии. Но целостность Грузии и Грузинской ССР — разные вещи. Нельзя было просто признать границы Грузинской ССР как границы Грузии. Абхазия никогда не была частью Грузии. Эти моменты нужно было бы учитывать.

При политической воле России можно было бы решить многие вопросы. Ведь американцы не спрашивают, что им делать в Центральной Америке и в других регионах. А в этом регионе сам Бог велел России проявлять активность. Но почему-то турецкие суда в Абхазию заходят, а российские — нет. Так что дело не в нас. Все предложения давно имеются у российского руководства.

— Давайте поподробнее поговорим о Грузии. Какой вам видится сейчас линия грузинского руководства? Вроде бы первоначальный гонор в духе "вернем наш Сухуми" прошел, тем не менее, напряженность сохраняется. Есть ли опасность войны? Как Грузия будет вести себя дальше?

— Грузия сама по себе не представляет большой угрозы, но есть поводыри — те, кто могут дать команду начать военные действия. Грузия сегодня не готова к войне, она очень слаба. Морально-психологический дух солдат и офицеров невысокий. Те люди, которые ведут это руководство и государство, понимают, что его армия сегодня не способна решить вопрос с Абхазией.

Я думаю, что Грузия никогда сама не пойдет на такой шаг без внешней поддержки. А внешние силы по этому поводу в обязательном порядке будут согласовывать вопрос с руководством Российской Федерации.

Абхазия — та красная черта для России, за которую она не может переступить, она превратилась в некий символ для России. Сегодня очень многие россияне уверены, что Абхазия — это Россия. Это тоже имеет воздействие на российское общество. Так что война с Абхазией станет для Грузии войной с Россией. Начнутся неуправляемые процессы: к нам приедут воевать добровольцы с Северного Кавказа, со всей России.

Конечно, может произойти какая-то авантюра. Но, насколько я знаю, американцы сегодня категорически выступают против агрессивных действий. Они удерживают грузинское руководство от чрезмерно агрессивного поведения. И это понятно: нефтепровод работает, есть относительная стабильность, а если где-то полыхнет пожар, все может загореться. Ведь я недаром начал разговор с Турции, курдов. Это все — один регион. И под нами протекает одна нефть.

— Есть ли опасность мягкого размывания вашей государственности путем закачки грантов, действий зарубежных фондов? В связи с этим встает и больной для абхазского общества вопрос с возвращением грузинских беженцев. Оппозиция обвиняет вас в том, что в Сухуми вновь слышна грузинская речь, что руководство страны не вполне контролирует Гальский район, куда вернулись 60 тысяч беженцев. Все это не несет угрозы республике?

— Есть определенные круги, которые пытаются раздувать психоз против новой власти. И здесь многое от лукавого.

Нет такого, чтобы сюда массово возвращались грузины. Что касается Гальского района, то мы действительно позволили вернуть туда 60 тысяч беженцев. В других регионах, городах Абхазии это невозможно. Это приведет к новой войне, к столкновениям. Возвращение в Гальский район — это тот компромисс, на который мы можем пойти.

Нижняя зона Гальского района всегда плохо контролировалась нами, и в том числе — прежним руководством. Остальная часть контролируется. Мы считаем, что это наша территория. Мы хотим, чтобы там, где компактно проживают грузины, был определенный порядок, и чтобы они были гражданами Абхазии. Вот о чем речь. Ради этого предпринимаются определенные меры. Я думаю, что порядка в Гальском районе стало больше, как и в целом по Абхазии. При новой власти не было ни одного похищения человека, куда меньше стало грабежей. Сейчас столько туристов приехало, и, если брать криминогенную ситуацию, то с тем же Сочи огромная разница.

Что касается грантов, то подобная угроза и в самом деле существует. Странно, что Россия в этом плане мало что предпринимает. Где те же самые российские неправительственные организации, фонды, которые преследовали бы государственные интересы? Их фактически нет, а те, что есть, работают совершенно на другом уровне по сравнению с западными аналогами.

— Правящая сегодня в Абхазии коалиция создавалась во время выборов из числа самых разных политических сил и многие предрекали ей скорый развал. Насколько она прочна? Возможна ли новая бархатная революция в вашей стране?

— Действительно, внутри нашей власти есть определенные разногласия. Нынешний президент сделал все, для того, чтобы сохранить единство команды, но в этом стали видеть проявление слабости. Сегодня руководство находится в очень жестких условиях. Фактически у нас нет свободы действий. Все, что ни сделаешь, осуждается. Разве это нормально?

Наша власть — легитимна. И, тем не менее, мы пошли на один компромисс, на другой, а куда же дальше? Нельзя же до бесконечности менять президентов, если они не нравятся. Это ведь абсурд! Опять что ли начинать предвыборную кампанию? Так мы опять придем к 6-ому декабря. Непонятно, что нужно России. Чтобы здесь был сильный регион с крепкой властью, или чтобы в Абхазии была неразбериха?

Сегодня от имени оппозиции говорит определенная группа людей, не буду их называть. Это далеко не сторонники России. Им даже не нравится, что Багапш высказывается пророссийски. И если они получат поддержку извне, то это все может вылиться в нечто серьезное.

— У вас на столе лежит новая концепция национальной безопасности республики Абхазия. В чем ее основные черты?

— Мы рассматриваем национальную безопасность в различных сферах. Это не только оборона, это и экономика, финансы, экология и ряд других вопросов. Естественно, речь идет и о том, чтобы Абхазия приложила максимум усилий, чтобы добиться международного признания. Говорится о том, что наиболее тесные отношения должны быть с Российской Федерацией, о тех моментах, которые сегодня нас разделяют с Грузией. С Грузией у нас на сегодняшний день неурегулированные отношения. Об этом как-то забывают, но мы находимся в состоянии продолжающейся войны, потому что соглашения о мире нет.