Проблема оккупированных территорий в процессе евроинтеграции Грузии

В процессе переговоров по интеграции Грузия-Евросоюз тема оккупированных территорий имеет большое значение. Поэтому любой шаг Грузии в этом направлении может оказаться роковым.

Каждый вопрос этого краткого обозрения представляет собой отдельную тему. Эти вопросы должны быть предметом постоянного внимания грузинской общественности, поскольку судьбу евроатлантической или российско-евразийской ориентации Грузии в большой доле определяет как раз таки будущее оккупированных, точнее отнятых на данном этапе (или навсегда) территорий Абхазии и Шида Картли.

По состоянию на сегодня, подавляющая часть мира не признает независимость насильственно захваченных Россией территорий, и называет их оккупированными.

В ближайшем будущем Грузия должна суметь принципиальным подходом укрепить этот статус-кво на международной арене. Главной обязанностью государственных структур Грузии на сегодня является сохранение этого положения.

Исходя из этого, в процессе интеграционных переговоров Грузия-Евросоюз тема оккупированных территорий имеет немалое значение.

До августа 2008 года позиция Евросоюза, а точнее Еврокомиссии, в отношении тогдашних «конфликтных регионов» предусматривала осуществление долгосрочных, рутинных программ. В Еврокомиссии было полное согласие в том, что гарантом выполнения этих программ должны были быть форматы переговоров, которыми фактически манипулировала Россия.

Причем, из-за отсутствия собственных ресурсов, Еврокомиссия избирала исполнителями программ ООН (в основном в направлении Абхазии), ОБСЕ (в основном в направлении Цхинвали), и вдобавок западных неправительственных организаций, которые по содействию правительства своих стран получали финансирование Еврокомиссии. Почти с уверенностью можно сказать, что после изменения власти в Грузии такого рода подход Еврокомиссии вновь будет актуальным. Поскольку после смены власти в Грузии у Еврокомиссии, агентств ООН и их неправительственных партнеров появился новый шанс.

До 2008 года требования грузинской стороны о пересмотре этих программ, и попытки их модерации вызывали раздражение в Еврокомиссии и дипломатических представительствах Западной Европы.

Позиция Еврокомиссии подразумевала совершенно независимое осуществление программ, утвержденных в формате Грузия-Евросоюз, в том числе, например в рамках European Neighborhood Programme, где грузинская сторона должна была довольствоваться лишь ролью «реципиента». У этих программ была определенная политическая цена, однако степень их непосредственного влияния на процессы урегулирования конфликта стояла под большим вопросом. Этой линии следовала также ОБСЕ в Цхинвали, десятки проектов которой в лучшем случае непрямо, или крайне ограниченно влияли на реальный ход конфликтов.

В этом контексте отдельным примером является появление с 2006 года Дмитрия Санакоева. Помните, наверное, с каким недоверием встретили представительства западноевропейских стран Евросоюза эту весьма перспективную инициативу, которая имела большой и реальный шанс поддержки части осетинского населения Цхинвальского региона. Фактически как раз с их стороны произошла полная маргинализация группы Санакоева в контексте урегулирования процессов конфликта. Главным мотивом того было то, что этот новый фактор угрожал существующему формату переговоров, который даже по мнению западных партнеров был уже совершенно дегенерированным, и априори исключал достижения какого-либо прогресса. Между тем для России, которая была весьма встревожена появлением Санакоева, существование такого «союзника» было приятным фактом. Полное неприятие группы Санакоева фактически в корне же «убило» эту имеющую большую перспективу инициативу.

Отдельная, и крайне любопытная тема, полное хладнокровие грузинской общественности к Дмитрию Санакоеву и его администрации. Более того, определенные «экспертные» круги достаточно успешно и целенаправленно принижали этот «проект». Сама по себе, такая реакция является частью более глубокой и широкой проблемы, и подтверждает отсутствие в грузинской общественности сформированной позиции в отношении негрузинского населения, проживающего в Абхазии и Цхинвали.

Ни тогда, ни сегодня не удается сформировать общественное мнение, основываясь на какие принципы, мы бы жили вместе с абхазами и осетинами в будущем автономном, федеративном государстве.

Вернемся к действиям Евросоюза/Еврокомиссии. На данном этапе, наверное, ни в коем случае нельзя пересматривать Закон об оккупированных территориях, и исходя из этого государственную Стратегию и план имплементации. Не потому, что эта стратегия хорошая, или не нужна более гибкая политика в направлении Абхазии и Цхинвали, а потому, что изменению закона должны предшествовать существование нового плана действия, и договоренность по тем принципам, по которым станут там действовать с нашего содействия европейские или американские друзья, ООН и т.д.

Очевидно, формирование такого подхода в новом правительстве пока еще вопрос времени. Вообще, остается впечатление, что новое правительство старается сделать сегодня то, что не сделали вчера предыдущие власти. И если это действительно так, установление общественного контроля над этими процессами должно являться первостепенной задачей.

Отдельный вопрос женевский процесс. На него делало большой акцент прежнее правительство. Видимо, новое правительство считает еще более приоритетными женевские переговоры и заявляет, что этот формат «следует непременно сохранить», «это единственная возможность контакта с Россией» и т.д. Вместе с тем следует осознать, что т.н. женевский процесс создан только для того, чтобы оформить ситуацию, существующую к 8 августа 2008 года, ни больше, ни меньше. Женевский формат, в принципе, достиг своей цели и сформировался чисто техническим механизмом существующей ситуации. А также следует знать, что женевский процесс в более слабых и ограниченных формах повторил схему тех форматов, с которыми грузинские власти с таким ожесточением боролись в прежние годы. Речь идет о форматах т.н. «СКК» в направлении Цхинвали и координационного совета в направлении Абхазии. А также наблюдательская миссия Евросоюза фактически повторила основные задачи этих форматов и начала «превенцию инцидентов», только в гораздо более тяжелых для грузин условиях, когда мы потеряли Лиахвское и Кодорское ущелье.

Эти детали должно быть известны широкой общественности. Первые 5-6 раундов женевского процесса были важными. Однако после того, прошу прощения за жаргон, он пошел "накатом", причем, видимо, приятно для всех включенных участников. В условиях такой реальности женевский формат перспективу развития, по крайней мере, для нас, не имеет. Поэтому, кроме возможности физического контакта с русскими, в Женеве в принципе нечего делать. Женевский формат является сборником фрагментов форматов координационного совета и «СКК», у которого нет ресурса развития.

В том же контексте весьма важным вопросом является тема внешних воздействий. Разумеется, нам надлежит быть реалистами и осознавать, что у нас ограниченная возможность принятия независимых решений. Поэтому необходимо знать, и не только узкому правительственному кругу, что говорят нам западные друзья. Где проходят красные линии с их стороны, какими условиями насыщена их помощь, в том числе в контексте евроатлантической интеграции. Например, почему в нашем случае нельзя использовать модель демократической республики Германии в направлении интеграции НАТО и Евросоюза, когда членство Федеративной республики Германии в НАТО предшествовало территориальной и этнически-политической реинтеграции страны. Почему не обсуждается такого рода возможность для нас? Почему мы не можем отложить вопрос Абхазии и Шида Картли, тем более что подтверждение непризнания и оккупации, в большей или меньшей степени сформировалось как непоколебимый постулат? Следует также помнить, что со стороны России у нас всегда и везде будут помехи, и такая блокировка не должна отразиться на нашей евроатлантической интеграции.

К тому же, не следует исключать фактор разочарования грузинской общественности на каком-то этапе. Такое развитие будет опасней, нежели признание независимости Абхазии половиной всего мира. А также нам более детально следует знать, что делают нынешние и будущие правители в статусе представителей Грузии, чтобы в условиях демократической и перманентной смены власти к следующим выборам мы не столкнулись с таким деянием, которое будет невозможно исправить.

В конечном итоге, вероятно, в наших общих интересах договорится, что означает общественный контроль над процессами политических переговоров. В принципе, необходимость делегирования действий представительских и исполнительных ветвей, сформированных в результате демократического выбора, не должно вызывать сомнения. На самом деле было бы смешно, свободно избрать представительскую власть, программные положения которой поддерживает большинство, и после этого контролировать все ее шаги. Однако в нашем случае, когда наш выбор по большей мере был обусловлен доминантным желанием перемен, неустанный надзор активной части общественности, неправительственного сектора, и в особенности СМИ за этими процессами необходим по следующим причинам:

1. Для избранной большинством новой власти, которая на определенном этапе не нуждается в непосредственном апеллировании к «народу», «экзекутивы» становятся смелее, и могут пойти на такое, что будет невозможно повернуть обратно.

2. Стоит особого внимания, что тесный контакт с общественностью должен быть в интересах собственно «политических животных», поскольку это дает им дополнительную возможность маневрирования. Публичные заявления, просочившиеся, или «случайно» добытые СМИ информации именно для этого и придуманы. Разумеется, подобное происходило и в прежние годы, но использовалось как инструмент вторичного значения из-за полной централизации принятия решения.

Вероятно, уже время, чтобы открытость, т.н. транспарентность в отношении общественности подошла к критической черте. Критической чертой мы считаем ту линию, за которой следует нарушение конфиденциальности действий политиков, что может оказаться еще более опасным, чем нетранспарентность.

Трудно ли проводить такую политику? Разумеется, трудно. В особенности в направлении внешних отношений. Именно поэтому и требует демократический выбор работу профессиональных персоналий, а не "партийной когорты".

И вообще, вероятно, уже время научится тому, что до того, как кому-либо что-либо дадим, откроем, уступим, надлежит знать, кто нам что даст, уступит и откроет.

А также следует осознать, что в связи с оккупированными территориями не стоит иметь ожидания каких-либо мгновенных результатов, и принятие решений в этом направлении в принципе, не срочно для нашей общественности.

После того, что произошло, у нас есть небольшой, но все же ресурс времени, и было бы хорошо, если кардинальные решения, принятые в отношении Евросоюза и оккупированных территорий, не будут выстроены сообразно «графику» внутриполитической жизни.

--------------
Об авторе: Дмитрий Манджавидзе работает в совместной миротворческой миссии ООН и Союза Африки в Дарфуре. В предыдущие годы работал в миссиях ОБСЕ в Таджикистане, Косово и Киргизстане, а также миссиях комиссариата по беженцам ООН в Средней Азии. В разное время работал в тбилисском государственном университете, в МИД Грузии и аппарате государственного министра реинтеграции.