Команы - трагическая история войны в Абхазии

Тысячу раз я начинала писать вступление этого интервью… и тысячу раз стирала его… Ничего не получалось, ничего не могла написать…. В итоге поняла, что ничего не смогу написать …

Одну маленькую часть этой истории я вычитала в сценарии режиссера Левана Анджапаридзе "Светлячки". Это сценарий к фильму о грузинско-абхазских отношениях и войне.

И когда я спросила, на самом ли деле произошел этот эпизод, мне стало стыдно, что не знала эту историю…

То, что вы прочтете ниже, возможно многие так или иначе знают, возможно, не знают…Это трагическая история одной семьи, которая включает всю новейшую историю Грузии…

То, что было вчера, позавчера, вы прочтете в интервью, который из-за большого объема представлено в нескольких частях… (в оригинале - ред.).

Манана Ануа, беженка из Абхазии:

- У нас с господами Леваном Анджапаридзе и Зауром Каландия была встреча, в ходе которой режиссер выразил желание внести историю нашей семьи в сценарий. Я прочла сценарий, и должна сказать, что не смогла остаться безразличной, он смог увидеть реальность. В сценарии без прикрас отображена правда. Я родилась в Очамчире, в очень традиционной абхазско-грузинской семье, мой отец, Юрий Ануа, абхаз, мать - Зоя Адамия - грузинка. Мне было пять лет, когда мы переехали в Сухуми. До поступления в медицинский институт я жила в Сухуми. Мой отец был весьма известным в Абхазии человеком по своему образованию и культуре. Он закончил очамчирскую школу на золотую медаль, а строительный институт в Москве - с отличием. Он начал свою деятельность с инженера, и в течение ряда лет работал на очень ответственных должностях. Ему часто предлагали быть первой персоной Абхазии, от чего он категорически отказывался. Для отца главными были его принципы и идеалы, в чем ему была необходима полная свобода, и он считал, что должность ограничит его. Юрий Ануа был верующим человеком, он, и мы, вся семья, крестились в Илори.

- К сожалению, я впервые узнала о Комане …

- К сожалению Команы знают не все, это один из значительных заповедников, имеющий важнейшее значение в христианском мире. В IV веке в Команы был сослан величайший иерарх, святой Иоанн Златоуст. Его несправедливо изгнали из Константинополя. Он шел пешим ходом, и по пути сильно ослаб. В Команах ему явился святой Василиск (его подвергли мучениям в Команах) и сказал, "завтра мы вместе будем с Господом".

32 года мощи Иоанна Златоуста покоилось в Комане, в каменной усыпальнице. За это время сколько раз ни старались изъять его тело из гроба и перевезти в Константинополь, каждый раз сталкивались с поразительным феноменом, будто тело прилипло к усыпальнице. Поднять оттуда его не могли. Тогдашний патриарх, ученик Иоанна Златоуста, посоветовал наследнику императрицы, сославшей Иоанна Златоуста из Константинополя, попросить прощения у святого. Наследник императрицы написал письмо, который зачитали у гроба святого Иоанна в Команах. После этого тело легко подняли и перенесли в Константинополь.

В Комане осталась каменная усыпальница, в которой покоился святой. Это была огромная святыня, куда приходило несметное количество людей. Каждый из них старался взять с собой и сохранить кусочек усыпальницы. Как известно, наш Католикос-Патриарх 10 лет был митрополитом в Абхазии, с целью сохранить он перевез усыпальницу в сухумский кафедральный собор. Мой отец восстановил храм святого Иоанна Златоуста в Комане. Там были остатки древнего храма, куда со всех стран СССР приезжали паломники. Там происходило много чудес. В Комане в третий раз была найдена голова святого Иоанна Крестителя. Это место было труднодоступным, и не всем позволяло здоровье подняться туда. Мой отец построил лестницу из 1500 ступенек, чтобы можно было подняться к месту, где покоилась голова Иоанна Крестителя, на этой лестнице были устроены места для отдыха, чтобы людям со слабым здоровьем легче было подняться наверх.

- Время и обстоятельства разрушили эту лестницу?

- Нет, она до сих пор есть.В Команах есть еще одна святыня - источник святого Василиска, которая прорвалась прямо из скалы, когда его пытали. Святой Василиск был родственником Святого Георгия и племянником святого Феодора Тирона. После ссылки его пытали в Комане. Там по сегодняшний день сохранились камни, на которых видна кровь святого Василиска.

- Я видела эти фото… Подтверждено, чья эта кровь?

- Да, подтвердилось. Во времена коммунистов у источника вырыли большой водоем. Правительство очень раздражало, что верующие приходили в эти места молиться, и было решено водоемом перекрыть путь людям. Произошло чудо -провести воду в водоем технически не смогли, и вода потекла в домах населения. Строительство водоема забросили, место заболотилось, дно было полно змей и, несмотря на то, что пройти там было опасно, паломники все равно приходили.

Мой отец решил, что должен был восстановить все это, и начал с церкви Святого Иоанна Златоуста, потом построил лестницу, и заполнил землей огромную яму водоема. Все это происходило на фоне жутких репрессий против моего отца. Наверно помните, в то время преследовалось все церковное. Несмотря на это, отец все равно шел к своей цели, его святейшество подарил ему восковую свечу, которую он каждый день зажигал, и все делал для того, чтобы выполнить благословение патриарха.

Отец выполнил намеченную цель, на открытие храма прибыл Католикос-Патриарх и за высокую духовность наградил моего отца золотым орденом Святого Георгия. Отец никогда не снимал этот орден. Вы представить себе не можете, с какой огромной любовью построена церковь. Камни, которые использовались для строительства, были привезены со всех уголков Абхазии, со всех регионов Грузии, и так, камень за камнем был возведен храм. Места для икон были сделаны так красиво, с такими красивыми орнаментами…Мастер делал все это вручную, иконы были специально написаны, старые иконы восстановил очень талантливый русский реставратор Борис. Иконницы сделал Александр. Отец хотел построить большую резиденцию со своими мастерскими. Довел здание до каркасного состояния, и началась война…

- Там жили монахи?

- Множество тайных монахов, как на Афонской Горе. До революции это была монастырская территория, где вели деятельность 1500 монахинь, население там не проживало. В Новом Афоне был мужской монастырь, а в Команах - женский. Однажды моему отцу сказали, что за это благо демон начнет воевать с ним. В то время я уже была верующей, я успокоила отца, дескать, смотри, сколько тягот ты вытерпел, чтобы все это построить, а борьба демона точно так и будет продолжаться. Как я могла представить тогда, какие трудности нам предстояло вынести…

- Началась война…

- Началась война… Это было совершенно неожиданным для нас. Моему отцу было непредставимо быть стороной в этой войне. Для нас грузины и абхазы были все одни.

- Однако он сам был абхазом…

- Для моего отца было неприемлемо взять оружие в руки и бороться против какой-нибудь стороны. Он не мог стрелять в грузин, он считал это кощунством, и занял самую возвышенную позицию. Это был церковный путь, духовная позиция! Отец остался в церкви, где днем и ночью шла молитва… У отца была возможность в любое время выехать в Тбилиси или Москву, но он не сделал этого!

- И правильно поступил….

- Да, он не сделал этого, а мог… Он был там, где был его народ. Он стоял выше этого конфликта. Вспоминаются слова Брехта: "Мир разделился надвое, и трещина прошла по моему сердцу". Точно в таком же положении был отец.

-Но какой была реакция?

- Во время нашего пребывания там отца два раза оклеветали. Грузины сказали ему, что он был предателем, и что он давал оружие абхазам. Они говорили, что у нас в доме, в земле был оборудован оружейный тайник.Это настолько было обидно отцу, что словами не передать.

- Кто конкретно это сказал?

- По-соседству с нами было село Шрома, там была создана какая-то группа. Они сказали. Агрессия была настолько большой, что была опасность что нас (отца, мать и меня) убьют. Между тем никакого тайника во дворе не было, что потом подтвердилось. Не знаю, откуда пошло это мнение. Между прочим, эти разговоры не так просто прошли. Потом абхазы клеветали на отца, дескать, помогал, и поставлял оружие грузинам. Это была огромная трагедия, это для отца было болезненней той физической боли, которую он принял позже.

Отец стоял на стороне церкви. Все знали, каким он был верующим, и сколько добра он сделал многим. Он очень болезненно воспринял эти обвинения. В то время у нас настоятелем был 27 летний монах аскет, отец Андрей. Отец поддерживал отца Андрея. В церкви 24 часа исполнялось богослужение, он выходил на переднюю линию позиции и крестил, причащал людей. Однажды произошло такое: к нам пришли несколько человек, на следующий день после их прихода я увидела перед нашей калиткой убитого белого коня, это был знак - именно в тот день разбомбили и сожгли наш дом.

- Где Вы были во время бомбежки?

- Дома… Ранее я сказала отцу, чтобы он до конца прочитал Евангелие… Я была ошеломлена происшедшим во время бомбежки. Горело все, дом, двор в огне, отец бежит в дом, ищет Евангелие, и начинает читать его. Мы были во дворе, а отец не вышел из дома до тех пор, пока не закончил чтение. В это время пришел отец Андрей, бросился в горящий дом, и они вместе вынесли оттуда иконы. Это произошло почти за месяц до того, как пали Команы. Команы взяли 4 июля.

У нас были две овчарки, одна из них погибла от осколков. В тот день я сказала родителям, что надо идти в церковь, мы должны быть там. Мы забрали иконы, и пошли в церковь. Было ощущение, что должно произойти что-то страшное. В 4 утра началась стрельба, они ночью перешли реку. Отец Андрей сказал нам, что в любую минуту мы можем предстать перед Господом Богом, поэтому примет исповедь, и причастит нас. Он не успел докончить предложение, как мы услышали зов - "помогите". Отец Андрей не пустил во двор моего отца и сам вышел наружу. В церковь пришли инвалиды, они просили пустить их внутрь, и отец Андрей завел людей в церковь.

- Как там оказались инвалиды?

- Поблизости был Дом инвалидов, где оставались четыре человека. Отец Андрей им тоже сказал, что причастит. Все мы исповедовались и причастились, только один инвалид, Лексо не согласился. Он был немного слаб умом и никак не мог понять, что происходит, впал в истерику, и отец Андрей не смог причастить его. После того, как отец Андрей причастил нас, он сказал нам быть тихо и прислушаться к своей душе… Настолько реальной стала для нас встреча со смертью, что все это приняло естественный вид. Единственное, о чем мы думали, это умереть достойно. Я все думала, только бы сначала убили нас, а потом отца Андрея…

Все вокруг полыхало в огне. Мы знали, что положение очень тяжелое. С нами была славная, очень отважная женщина, Нелли Пакелиани. Она сказала отцу Андрею, что должна взять оружие и пойти сражаться со своим мужем, но отец Андрей не благословил ее, сказав, что ее место здесь, с нами. Она не послушалась, взяла оружие и ушла сражаться, ребята нашего села боролись до последнего. Когда они поняли, что ничего не получится, и проигрывают, сказали отцу Андрею, что хотят поднять пулемет на колокольню, отец Андрей отказал им, дескать, нельзя стрелять из церкви. Жаль, но и эти ребята не послушались отца Андрея, начали стрелять из колокольни, что вызвало большую агрессию.Во дворе церкви Нелли Пакелиани взорвала четырех абхазов и себя, на ней был черный халат, и все думали, что она была монашкой….

- Тяжело…

- Да, очень тяжело слушать, и очень трудно рассказывать, сам факт является тяжелейшим. В церковь вошла смешанная группа, среди них были и грузины. Я спросила их, почему они здесь, и те ответили, что воюют против режима Шеварднадзе. Когда постучались в дверь, мой отец сказал отцу Андрею, что сам откроет. Отец открыл двери… Они приказали всем выйти. Моему отцу сказали, что он предатель, раз не воюет, а отец ответил: "Я настоящий абхаз, и знаю, кто настоящие абхазы". Избивая прикладом, его вывели из церкви во двор и сказали, что должны забрать в штаб. С тех пор мы его не видели…

Отца Андрея вывели во двор, и в церкви остались я, моя мать, и инвалиды. Здесь произошло ужасное. В церковь вошел боец в нетрезвом состоянии. В результате боевых действий электропроводка в церкви была повреждена, и было темно. У бойца упала шапка. Он зажег фонарь, и увидел ноги сидящих на скамейках. Инвалиды сидели в ряд, мама была у алтаря, я стояла на коленях у иконы Богоматери у входа, и молилась "Пресвятая Богородица Мария возрадуйся"… Боец увидел инвалидов, и говорит по-русски: у меня убили жену, убили ребенка, и я должен отомстить. Бедный Лексо сказал, что ему очень жаль. А тот взял автомат, и выстрелил в Лексо…

- В церкви?!

- Да в церкви, и ранил других. Я от страха остолбенела, сдвинуться с места не могла, повторяла в душе одно и тоже - Богородица, Богородица, Богородица… У него кончились патроны и он вышел. У жены Лексо оторвало руку, оторванная рука болталась на какой-то части кожи, она истекала кровью. Я сняла косынку и перевязала рану. Я уже реально знала, что не миную смерти. Лексо сидит мертвый, его маленький ребенок напуган… Все мы подошли к иконе Богородицы, встали на колени, и притаились там. Опять вошел солдат, Соня стонала, у нее сильно болела рука. Моя мать женщина отважного духа, сурово сказала Соне: "Если не замолчишь, я оторву у тебя руку". Если бы она не замолчала, всех нас бы расстреляли. Вернулся солдат, а Лексо опять там же "сидел". Пьяный не разобрался, живой он или мертвый, вскинул оружие, выпустил в него всю обойму и вышел из церкви. Мама сказала, что мы как-то должны защитить себя. Двери церкви были очень массивными, мама закрыла двери на засов. Отца Андрея уже вывели, моего отца тоже, мы в таком состоянии, Лексо мертв, Соня истекает кровью… Той ночью мы испытали неописуемый кошмар, а утром слышим: "мы медицинская помощь, откройте двери"…

Часть II

Тяжелейшая история, первую часть которой мы недавно предложили нашим читателям, странно закончилась. Это грузинско-абхазская трагическая история об одной грузино-абхазской семье беженцев…

Когда я записывала интервью с госпожой Мананой Ануа, она плакала, плакала и я. Интервью получилось большое, и поэтому мне дважды пришлось прийти к ней. Придя во второй раз, Манана Ануа со слезами на глазах и дрожащим голосом сказала: произошло чудо, мы нашли могилу моего отца, и за ним ухаживают абхазы. Без преувеличения, показалось, будто у меня ноги подкосились, изумленная, плакала навзрыд, и казалось, что вся вселенная вместе со мной оплакивает счастливые годы каникул моего детства…

"Дорогие мои и любимые друзья…Братья мои и сестры…Не знаю, как выразить словами ту безграничную любовь и благодарность, которую я испытываю к каждому из вас, кто в эти тяжелейшие для меня минуты разделил со мной мою безграничную боль, и вместе с тем глубокое душевное утешение за то, что нашли могилу моего отца, Юрия-Георгия Ануа… Задолго до того, как взяли Команы, мой отец завещал: что бы ни случилось, похоронить его в Абхазии…

…Прошло более 21 года с тех пор, как Господь спас нас от 52-дневного плена, и мы покинули Команы… Тогда я и мама не знали, что оставляем в Комане нашего дорогого отца, который принял мученическую смерть вместе с иеромонахом отцом Андреем на святой земле Комана …

Необъяснимо и непостижимо провидение Господне… На 20-й годовщине трагедии Комана мои дорогие и верные абхазские братья, которых я приобрела во время плена, сообщили о том, что в Комане есть могила моего отца…А два дня назад они прислали пленку, на которой отображено место, где похоронен отец.Они поставили на могилу крест из металла, и каждое воскресенье приезжают в Команы из Гудауты, села Лыхны, и ухаживают за могилой…

Безгранична, безмерна моя глубочайшая благодарность им за их высокий и достойный поступок. Я склоняю голову перед этими ребятами, которые сегодня зажигают свечи на могиле моего отца, берут стакан вина и от сердца вспоминают прекрасную бессмертную душу отца Юрия-Георгия Ануа…Человека, который так искренне, так безгранично любил свою родину, свой народ, и до конца верил в неразделимость и единство братства грузина и абхаза"…

"Вчера вечером мне привезли из Абхазии видеозапись могилы моего отца Юрия (Георгия) Ануа, которую мы искали 20 лет. Его нашли мои абхазские братья… Не могу описать какой болью, и каким утешением было для меня видеть эти тяжелейшие кадры…

Всю ночь я не спала.. смотрела бесконечное число раз… сердце болит…

Чудо, что это совпало с днем поминовения Иоанна Златоуста, и днем открытия и благословения нашей команской церкви.

Слава и спасибо Богу за все!".

Манана Ануа, беженка из Абхазии:

- Мы открыли двери, вывели раненных. Мне говорят, что убили священника, первое, что я сделала, бросилась туда, где лежал отец Андрей. Придя туда, вижу такую картину: лежит отец Андрей, и знаете какой? На лице у него улыбка, а вокруг него какой-то свет, я встала на колени и поцеловала ему руку. Не передать словами, как сердце болело. Я и мама перенесли тело отца Андрея в церковь. Пуля попала ему в голову, шла кровь, три дня пулевая рана кровоточила. У нас не было ничего, во что можно было закутать тело отца Андрея, и мы накрыли его покровом Спасителя, который был в церкви. Кровь покрасила весь покров. Я обмакнула в этой крови крест, который храню до сих пор. В церковь входили солдаты и видели неописуемую ужасающую картину: отец Андрей лежал в крови, я тоже вся в крови, там же был убитый Лексо…

- Чудовищно. Что говорили солдаты?

- Многие ужаснулись, некоторые цинично произнесли какие-то тексты, один бросил окурок с места певчих, которое находилось наверху… Отец Андрей был обернут в платье, простыню, чтобы кто-нибудь не осквернил тело.

- И что Вы говорили тогда, кто вы?

-До того, как отца Андрея вывели во двор, я спросила его, могу ли я сказать, что я монашка? Он никак не ответил, и раз не отказал, я говорила, что я была монашкой. Меня в крещении зовут Марией, и я сказала, что я монашка Мария. Однажды в церковь вошел девятнадцатилетний парень, абхаз Даур Зугба. Увидев окровавленного отца Андрея, он сказал, что никого на войне не убивал, и сокрушался из-за того, что убили священника. Оказывается, его крестили незадолго до вторжения в Команы. Он часто приходил к нам.

- Вы до конца были там?

- Да, мы были до конца.

- Когда Вы узнали о гибели вашего отца?

- Спустя двадцать лет мы узнали точную историю что и как произошло… Продолжу историю хронологически: Даур приносил иконы, кресты, в нем произошло раздвоение личности, никак не мог понять, если он воевал в правой войне, почему должны были убивать священника?!Его потрясло это, он попросил меня рассказать, что происходит после того, как человек умирает. Я рассказала ему, какой путь проходит душа. Он признался, что на нем был большой грех, но это было не убийство. Даур рассказал свою историю: "К нам в Гудауту привезли пленного грузина, его били и говорили, якобы грузины насиловали наших матерей и жен, и поэтому их надо наказать. Я стоял в стороне, мне сказали, чего стоишь, иди и ты тоже ударь его. Я подошел и ударил, если бы я не сделал этого, получилось бы что я предатель. Сейчас смотрю на тело отца Андрея и мне стыдно за то, что я сделал". Он очень сожалел, что ударил беззащитного человека. По моему совету он пошел на могилу отца Андрея и рассказал все, что приключилось с ним, вернулся оттуда каким-то другим, и сказал, что сегодня он последний раз идет на пост, и больше этого не произойдет.

- Кто похоронил отца Андрея?

- Даур и Александр, фамилию не припоминаю, его называли "Хомичем", и еще два парня, похоронили у стены церкви. Там была чеканная икона Давида Строителя, сейчас ее нет. Александр рассказал нам последние детали жизни отца Андрея. Отца Андрея спросили, чья эта земля, грузин, или абхазов? Он ответил - Бога. По словам Александра, ему не могли смотреть в лицо, стреляли сзади, в голову. Даур сказал, что пойдет на пост, выведет нас оттуда, и больше не пойдет туда.

- Почему-то думаю, что он погиб.

- (Плачет). Перед уходом Даур попросил, чтобы я дала ему что-нибудь из церкви, я дала ему маленькое Евангелие и икону, перед уходом он такими глазами посмотрел и улыбнулся, что я поняла, что никогда больше не увижу его. Той ночью в него попал снаряд ПТУРС. Даур оставил такую любовь, что я до сих пор вспоминаю его так же, как отца Андрея и моего отца…

- Когда Вы вышли оттуда?

- Мы 52 дня были в плену. После гибели Даура в поселок вошел эшерский батальон, это было формирование из криминалов, для них не было ничего святого. Они окружили меня у могилы и сказали, что я должна ответить за моего отца. Был июль и, несмотря на жару, у меня кровь застыла в жилах от страха. Я в монашеском одеянии, стою в оцепенении и думаю, только бы не это, и пусть хоть все здесь разбомбят.

- Ужасно…

- Да, ужасно. Вдруг у меня вырвалось, спаси отец Андрей, и прислонилась к чеканке Давида Строителя. Возможно, вам не покажется чудом, но то, что в ту минуту произошло со мной, для меня было чудом.

- Тогда они еще не брали Сухуми …

-Да, это так. Команы периодически бомбили… Когда я вошла в церковь, на мне не было лица, я направилась прямо к иконе святого Георгия, обреченно рыдая: "Георгий, Георгий, мне страшно… помоги, освободитель пленников, Георгий". Вдруг слышу голос, кто-то по-русски говорит - "Где мой друг Святой Георгий?". В тот момент мне было все равно, кто пришел. Я увидела воина, который спросил: что с тобой, кто тебя так напугал? Обещаю тебе, что ни один волос не упадет с твоей головы, это говорю тебе я, Рафик Айба. Как после я узнала, он был комендантом абхазской армии, и был мусульманином. Он верил в Святого Георгия, как покровителя рыцарей и мужественных людей. Не могу описать вам, что Рафик Айба сделал для нас. Он приставил нам в охрану пятерых парней.

- Сколько вас было всего?

- Я, моя мама, три грека, и еще одна женщина.

- Вы были пленниками?

-Мы были в церкви, выходить не могли.Эти ребята нас охраняли, и между нами сложилась большая дружба. Я говорила с ними, как с Дауром, они очень изменились. Спрашивали, что делать, как нам поступить? В это время Рафик оградил могилу отца Андрея, и искали могилу моего отца, хотели узнать, где его убили. Рафик сказал мне: я не был знаком с твоим отцом, но чувствую, каким он был человеком, разве человек, который не любит свой народ мог построить все это? Я отыщу твоего отца, и если он жив, помогу ему.

- Где этот человек сейчас?

- В Гудауте, он заместитель начальника "Угрозыска". После войны он звонил мне. Однажды он сказал мне, что он в долгу у грузин, и рассказал такую историю: когда началась война, он был в Ростове, в Сухуми оставались его мать и брат. Когда первый раз вошел "Мхедриони", ранили его брата, соседи, грузины завели его к себе домой и уложили в постель, он был без сознания, и его накрыли простыней. Его брата искали, вошли в дом соседей, а они стали громко причитать, как будто он был покойником, и его оплакивали. Если бы кто-нибудь снял покрывало с "покойника", там никого бы в живых не оставили, никто бы их не простил. Грузины выходили и спасли моего брата, и поэтому на этой войне я многих спас, но очень многие сказали, что я душил их, и, наверное, вы тоже потом так скажете…

- В это время Вы все еще ходили в монашеском одеянии?

- Да, я до конца говорила, что была монашкой… К этому времени у меня уже пропал страх, я стала очевидцем многих плохих ситуаций, но… Один раз вошла какая-то группа, приставили меня к стене, но я верила, что останусь в живых, и на самом деле происходило чудо. Господь не спускался с неба, но приходил кто-нибудь, кто в ту минуту спасал меня. Рафику пришел приказ продвигаться вперед, и он сказал, что не может оставить нас одних здесь… Однажды Рафик сказал мне, что говорят, якобы мой отец помогал грузинам, и поставлял им оружие. Я сказала ему, что это неправда, что мой отец никому не помогал оружием, и дела его были церковными. О Рафике тоже сказали, что, наверное, он получил много денег, и поэтому защищает семью Ануа, представляете?

- И что он сделал?

-Для того чтобы покончить с этими клеветническими слухами он приказал разобрать доски по одному, перерыть весь наш двор в тех местах, где говорили, что есть оружие. Подтвердилось, что там не было ничего, землю разровняли, доски опять уложили на место. Тогда была настолько напряженная ситуация, что перед тем, как они начали рыть землю, моей маме приказали лечь на пол в церкви, приставили автомат и приказали сказать, где было спрятано оружие. Мама лежала на полу и желала смерти ради Христа. Она кричала - стреляйте! Я плакала- не стреляйте… Меня поразило мужество мамы… Однажды, до того, как вошел Рафик, вошел пьяный генерал, увидел меня и сказал: "Говорят у Юрия Ануа хорошая дочка, сейчас мы посмотрим, какая она". Мама взяла палку и была готова ударить генерала, тогда тоже мы каким-то чудом спаслись.

- Когда и как Вы вышли оттуда?

- Рафик усадил нас в машину раненных, где кроме нас никого не было, сам сел за руль и повез нас как раненных в Гудауту, в какое-то дальнее село. Он отвез нас к своей матери. Рафик отвез нас к отцу Виссариону. Никто не знает, сколько грузин спас отец Виссарион тогда от смерти и голода. Не могу забыть отцу Виссариону то добро, которое он сделал для нас, три месяца он укрывал нас. Он попросил русских летчиков отвезти в Сухуми его духовных детей, и нас на самолете доставили в Сухуми, оттуда - в Тбилиси.

- Где в это время был ваш брат?

- Брат был в Тбилиси. Ему сказали, что всем троим нам отрезали головы. Убитый горем он пошел к патриарху, и патриарх разузнал, что мы живы. По приезду в Тбилиси он встретился с нами, мы плакали… Патриарх сказал тогда, чтобы я осталась в монастыре, и я осталась. 12 лет я жила в монастыре, была послушницей, и это была великая божья благодать. Через 12 лет патриарх благословил меня вернуться в мирскую жизнь…

- И Вы вернулись…

- Да, это так… Когда я была в патриархии, мне пришло очень теплое письмо, писал один из тех, кто был с нами в Комане. Он хотел креститься, и писал, что приедет, куда я скажу, только бы я крестила его…

- Как Вы узнали о вашем отце?

-Тогда министром безопасности был Батиашвили, по телевидению показали художника, резидента российской разведки, который сказал на допросе, что самым страшным фактом, при котором он присутствовал, был расстрел священнослужителя. Он думал, что мой отец был священником, поскольку он был с бородой. Мы узнали по телевидению, что он сказал, что расстреляли человека, построившего церковь. Услышав это, мы пошли к Батиашвили и попросили показать художнику фотографию моего отца. У нас не было фото, на котором отец был бы с бородой, но этот русский был художником, как только он посмотрел на фотографии, положил руку на фото моего отца и сказал, что этого человека убили! Тогда мы узнали, что моего отца убили. Должна вспомнить еще один момент: когда Рафик забрал нас в Гудауту, он отвел меня в тюрьму и сказал, чтобы я расспросила о моем отце людей, находящихся там, но никто ничего о нем не знал.

- Как его расстреляли?

- Сначала стреляли ему в ноги, потом пытали, и после этого расстреляли. Это была первая информация о смерти моего отца. До того мы не знали, кто, и где убил его. В то время мы жили в патриархии, я 12 лет была послушницей, работала врачом… Тогда мне пришло письмо Батала, он писал мне, что никогда не забудет того тепла, которую получил в церкви, писал, что перенес большие трудности. Он хотел, чтобы я его крестила, просил приехать в какой-нибудь город, куда и он бы приехал для крещения.

- Кто привез вам это письмо?

- Одна женщина, которая работала в реабилитационном центре солдат в Сухуми, и была духовной дочерью владыки Даниила. Представляете, как Батал хотел, чтобы я крестила его? Он нашел человека, через которого смог связаться со мной, и прислать письмо.

- Вы крестили его?

-Два года я ничего не писала ему. Не то, чтобы не хотела, не смогла написать. Очень трудным оказалось для меня то, что произошло со мной и моей семьей.

- Это естественно…

- Мне понадобилось два года, чтобы выйти из положения. Через два года я отправила Баталу письмо с помощью одной монашки. Видимо его не нашли, я никакого ответа не получила. Чрезвычайно тяжелой оказалась для меня также и история обручального кольца моего отца… На кольце было написано: Зоя Адамия - Юрий Ануа. Сын друга моего отца, абхаз, который в ту пору жил в Москве, позвонил моему брату и сказал, что кольцо нашего отца переходило из рук в руки, и очень дорого продавалось. Мой брат спросил, знал ли он, как это кольцо попало туда? Мы узнали, что у отца отрезали палец, и забрали кольцо, а потом его продали.

- Вы вернули кольцо?

- Не удалось… Однажды нам сказали, будто останки отца сожгли. То есть в течение двадцати лет приходила разная информация, но что было реальностью, мы не знали. Прошло 20 лет с гибели отца...Спустя 20 лет мне позвонил Батал, он сказал, что искал могилу моего отца. И он оказывается, крестился…

- Он получил ваше письмо?

- Нет, не получил. Батал часто звонил мне, говорил часами. Через Батала мне позвонили и другие, в том числе и Рафик…

- Корни…

- Да, корни… Рафик сказал мне, что он найдет кольцо моего отца, он же мне предложил приехать в Абхазию, чтобы отвезти меня в Команы. В прошлом году Батал нашел солдата, который присутствовал при расстреле моего отца. Отца вывели на середину между церковью и источником. Солдат сказал, что они не хотели расстреливать его. Оказывается, вдруг кто-то подбежал, крича, дескать, "как вы разговариваете с этим предателем, чего вы ждете", и выстрелил в него, мучительно убив его. Всего через час после того, как убили моего отца, пришел приказ о том, что церковь Команы является памятником мирового значения, и не трогать церковь и ее служителей.

- К тому времени расстреляли и отца Андрея и вашего отца, а Вы были в плену…

- Да, но до того, как пришел этот приказ, Рафик приставил к нам охрану. Останки моего отца внесли в дом, и раз пришел приказ, решили сжечь дом, и вместе с ним и моего отца. Произошло чудо, тело отца не сгорело, оказывается, 20 суток его не хоронили.

Произошло так, что через двадцать дней туда приехали из Санкт-Петербурга, увидев труп отца, они были возмущены, похоронили его и отметили место могилы… После войны убийца попал в аварию и погиб страшной смертью… Одним словом, Батал разыскал могилу отца, снял на видео, и прислал нам. Знаете, что значило для нас, когда мы узнали, что нашлась могила моего отца? Батал положил на его могилу телефон, и так я оплакала его… Батал сказал мне, что сделает, как мы скажем, или перезахоронит его в свое селение и будет там ухаживать за ним, или поможет перевезти его в Тбилиси. Моя мама монашка, она ходила к патриарху, чтобы спросить, как поступить. Патриарх сказал нам, не трогать могилу, поскольку мы приедем туда, и похороним отца Андрея и Юрия Ануа в церкви… Задолго до войны в Абхазии отец написал завещание - похоронить его в Абхазии. По воле Господа он в Комане… Батал поставил крест на могиле моего отца, каждое воскресенье приезжает из Лыхны в Команы и ухаживает за могилой. 26-го был день открытия нашей церкви, в тот день впервые началось богослужение в церкви. Как раз 26-го я получила пленку, на которой впервые увидела могилу моего отца. Это очень, очень тяжко… Знаете, какое это для меня утешение? Как будто отец говорит мне - «не бойся, я здесь».