Правда о трагедии Абхазии

(««См.Начало) И вдруг я увидел выходящих из-за техникума вооруженных до зубов боевиков... Смертельная опасность была близка как никогда.

Я приказал своим ребятам: "Вы знаете, моя машина стоит под аркой. Немедленно спускайтесь, берите ее, гоните из города на Гульрипши, а там - через Цебельду, Сванетию... Ясно?"

Они привычно повиновались, но очень скоро вернулись и заявили, что без меня не уедут. Пришлось повторить приказание более строгим тоном. Ребята молча скрылись за дверью, а я тяжело задумался. Вывод мог быть единственный: нас предали, причем те, кто по долгу службы обязан был вовремя предупредить о надвигающейся беде. Понятно, речь идет прежде всего о службе государственной безопасности Абхазии. Этим органом, руководство Абхазии фактически было брошено на произвол судьбы. Мое решение было твердым: не покину Сухуми до последнего момента и, если окажусь в безвыходном положении, то не дамся в руки варварам, сам распоряжусь своей жизнью... И тут вновь отворилась дверь. Мои верные телохранители, став по обе стороны стола, непререкаемо заявили, что без меня никуда не уйдут, что я обязан немедленно спуститься к машине... Пристально всмотрелся в них: одному было двадцать пять, другому двадцать один! Мелькнула мысль: "Мне шестьдесят, а они - ровесники моих сыновей, им еще жить да жить, нельзя допустить чтобы эти мальчишки бессмысленно погибли вместе со мной. Я захватил бумаги и книги со стола, портфель и, больше не раздумывая, машинально пошел вниз вместе со славными, преданными мне ребятами.

Мы не успели свернуть на улицу Фрунзе (а это в 50 метрах от здания Совета Министров), как багажник машины прошила автоматная очередь. Были около турбазы, когда впереди что-то взорвалось. Взметнулись дым, пыль, рассыпалось ветровое стекло, машина резко остановилась... К счастью, тут же мотор завелся, и мы рванули дальше, в сторону Келасури. У поворота к моему дому я сказал, что надо бы заехать, забрать кое-какие документы. Парни резонно ответили: поскольку в машину стреляли, возможно нас преследуют. Я не стал спорить, и мы помчались в сторону Гульрипши.

Был полдень 27 сентября 1993 года. По дороге я предло жил все-таки подождать до завтра - знал о намерении Грузии вступить в СНГ, что могло, как мы надеялись, предотвратить падение Сухуми. Решили сначала посмотреть, как идет эвакуация беженцев, подъехали к морю и увидели следующее. На берегу пятеро или шестеро гражданских и двое военнослужащих российской армии, неподалеку два бронетранспортера-амфибии. В море, метрах а двухстах, стоял огромный корабль.

Когда мы подошли к стоящим на берегу, один из них (он оказался Автандилом Гегия - председателем Спорткомитета Абхазии и занимался эвакуацией) повернулся ко мне, довольно резко спросил: "Лорик Виссарионович, что вы здесь делаете?" Я ответил: "Пришел посмотреть, как, организована эвакуация беженцев". В ответ прозвучало решительно: "Вам надо немедленно уезжать". Откровенно говоря, я еще не совсем понимал происходящее и спросил: "А почему ты так настаиваешь?" Он ответил в том же тоне: "Я знаю почему!". Подозвал одного из военных и потребовал тут же переправить меня на судно. Тот возразил: мол, корабль уже в море, так что... Потом все-таки указал Автандилу на второго военного повыше ростом. Пока между ними шли переговоры, приблизился один из тех, кто был на берегу, я его раньше не встречал, и, назвав меня по имени и отчеству, сказал:

"Вам надо немедленно уезжать, иначе какой-нибудь негодяй попросту заработает на вас большие деньги...". Позже выяснилось, что Ардзинба составил особый список лиц абхазской национальности. В нем было свыше десятка фамилий, и моя стояла первой. За каждого из нас - живого - было обещано вознагрождение в сотни тысяч долларов.

Минут через десять один из военных подвел меня к боевому люку БТР. Я попросил подождать. Позвал ребят, попрощался, посоветовал, куда и как лучше доехать на машине, где оставить оружие (вооруженных людей, тем более военных, на корабль не брали). Примерно через полчаса оба бронетранспортера двинулись в сторону моря, поплыли, пристали к корме корабля, медленно въехали в его огромное чрево. Я услышал детские крики, тревожные голоса женщин, шум. Из-за какого-то густого дыма невозможно было разглядеть лица людей... Выбрался из амфибии, нащупал стену, подложил под себя портфель с книгами, сел и разом впал в глубокое, сродни оцепенению, раздумье.
(Продолжение »»)