Абхазия-1992: Посткоммунистическая вандея

(««См.Начало)
4. ОТ "ТБИЛИССКОГО СИНДРОМА" СОВЕТСКОЙ ИМПЕРИИ ДО "АБХАЗСКОЙ ВАНДЕИ". ПЕРВЫЕ РЕПЕТИЦИИ КРУПНОМАСШТАБНОЙ ПРОВОКАЦИИ. ГОД 1989-й.

Развязанное перестройкой формирование национальных движений, выдвижение на авансцену политической жизни "национальных вопросов", "решенных", - как еще недавно гласила непререкаемая догма коммунистической пропаганды, - в СССР "окончательно", выявление в свете гласности давних противоречий, загнанных прежде вглубь, в основу всего государственного устройства страны, и связанное с этим обострение политической напряженности во многих регионах стали к концу 1980-х годов характерным и повсеместным явлением. Эти процессы так или иначе затронули всю территорию СССР, всю совокупность "советских наций и народностей", объявленную коммунистическими идеологами бреж-невской поры "новой исторической общностью людей - советским народом", всю уродливую систему союзных, автономных республик, областей и округов, а также территорий, где вдвойне бесправные этносы и национальные группы не имели никакой, даже призрачной автономии. Ни Грузия в целом, ни Абхазия в составе Грузии не представляли в этом отношении исключения.

Однако лишь на посторонний поверхностный взгляд все национальные движения в СССР, заявившие о себе к 1988-1989 годам, могли показаться однородными, сходными по своим истокам и сути. И дело не только в том, что в каждом конкретном национальном (многонациональном) регионе перед гражданскими и перед этническими сообществами вставали свои особенные политические, экономические, экологические, культурные проблемы и задачи, по-разному складывалась обстановка, неодинаковыми были и местные исторические традиции, и возможности для консолидации сил, и авторитет лидеров, и интеллектуальный потенциал идеологов движений; наконец, просто у каждого народа была своя неповторимая обида, свои боль и надежда, свои требования и претензии к властям, к соседям и т. д., не говоря уже о том, что и тактика и формы, и сама политическая культура национальных движений в раз ных республиках были несопоставимо различны, поэтому, хотя в принципе это и был общий, единый процесс неизбежного и по-своему драматичного распада советской империи как многонациональной державы, подходить с одной меркой к тому, что происходило скажем, в Прибалтике или на Украине, в Нагорном Карабахе или Татарстане, в республиках Средней азии или Закавказья, бесполезно и неправомерно.

Дело еще и в том, что все национальные движения, в пучину которых оказался погруженным доживающий последние годы Советский Союз, по сути своей были отнюдь не однонаправленными к конечной цели - развалу СССР, а противоположно направленными, встречными. Действуя в поле одного региона, они рано или поздно неизбежно сталкивались друг с другом и обнаруживали (даже при общей национальной окраске!) непримиримую враждебность по самой сути своих идеологических установок и программных целей. Это принципиальное размежевание одинаково касается как этнических (обозначающих себя этнонимом одного народа, хотя обычно декларирующих, что они открыты для всех сочувствующих), так и многонациональных, общегражданских, объединяющих несколько народов (например, горцев Кавказа) по принципу географической, языковой, конфессиональной близости или идейной убежденности (коммунистические "интерфронты", противостоящие народным фронтам Латвии и Эстонии, "Единство" в Литве и т. п.).

Разумеется, любая попытка классификации общественных явлений, разработки их типологии таит в себе опасность упрощения. "Развести" национальные движения современности в плане элементарного протипоставления (одни - направо, другие - налево, одни - прогрессивные, другие - реакционные) - значит свести анализ этнополитической ситуации к простейшему знаменателю, к грубой и плоской схеме. Подлинная историческая картина несравненно богаче, сложнее такой схемы, прежде всего потому, что даже самое прогрессивное движение порою обнаруживает непоследовательность, внутренние противоречия, несоответствие слова и дела или собственную неспособность подняться до уровня им же самим провозглашенного идеала. Нередки также случаи перерождения того или иного национального, гражданского движения, буквально начинавшего свою историю "за здравие" и кончившего "за упокой" (политическая история Грузии конца 1980-х - начала 1990-х годов знает такие печальные примеры; есть они и в других республиках: скажем, литовский "Саюдис" 1992 года уже совсем не похож на молодой "Саюдис" 1988 года). С другой стороны, и те движения, партии, организации, которые по всем параметрам можно отнести в стан реакции, оказываются не столь однозначны и обнаруживают или тенденцию к демократической трансформации, к политическому прозрению, или хотя бы отчасти объединяют здоровые силы общества и выдвигают разумные социальные и нравственные требования. Само собой разумеется к тому же, что между реакционными и авантюристическими концепциями лидеров таких движений, с одной стороны, и вовлеченными в них массами, охваченными самым искренним порывом и самым добрым субъективным намерением защитить свою землю, свои права и т. (Продолжение »»)