Абхазия-1992: Посткоммунистическая вандея

(««См.Начало) Никто не должен был догадаться, что скромный сторож или санаторный работник на какой-нибудь пустующей "госдаче" на самом деле является майором или подполковником госбезопасности, ответственным за стратегический военный объект (135).

Итак, процесс собирания в Абхазии "нужных" людей шел уже давно, и так же давно пристальное внимание уделялось здесь сосредоточению "национальных кадоров", выпестованных в идеологических центрах типа Академии общественных наук при ЦК КПСС, Высшей школы КГБ или Краснознаменного института им. Ю.В. Андропова, так что не были здесь редкостью люди, что годами не вспоминали о родной Абхазии, но вдруг воспылали к ней пламенной любовью в конце 1980-х годов и внезапно поменяли свои комфортабельные московские квартиры, кабинеты в центральных научных институтах и вузовские кафедры на бурную политическую жизнь, включая одну за другой предвыборные кампании 1989-1991 годов, в продуваемом всеми ветрами Сухуми. Но пока среди этих людей не было главной, ключевой фигуры - "вождя нации", никак нельзя было считать решенной задачу, в конце концов сводящуюся к тому, чтобы бросить Абхазию в войну против Грузии.

С появлением такой фигуры развязка стала стремительно приближаться.

Поистине Владислав Ардзинба был неоценимой находкой для тех, кто готовил в Абхазии реакционный путч - "второй август".

В нем так удачно соединились: нужное для роли "вождя нации" национальное происхождение, внешняя представительность, молодость, образованность, незапятнанность его карьеры непосредственными связями с бывшей партийной номенклатурой (136) и, самое главное, практически неограниченное, взрывное честолюбие -главная сила, приводящая в движение его энергию и граничащую с авантюризмом мужественную решимость.

Не имея никаких твердых идейных убеждений (ни про-, ни антикоммунистических) и даже сколько-нибудь сильных национальных симпатий или антипатий (137), Ардзинба движим лишь "одной, но пламенной страстью" - стать главой (неважно, Председателем Верховного Совета, президентом, царем, султаном, императором) независимого государства (опять же ему совершенно неважно какого: светской или исламской республики, "Советской Социалистической" или "буржуазной", моноэтничного, "чисто абхазского" или многонационального государства, демократического, если, конечно, лично его властолюбивым намерениям эта демократия не помешает, или тоталитарного, со всеми механизмами террора и насилия).

В сложном политическом раскладе сил ему по-настоящему важна и интересна только собственная роль главы государства, вождя, наделенного всей полнотой власти, равного самым сильным мира сего. Хорошо, если к тому же можно предстать в ореоле любимого, обожаемого народом "национального героя", но о том, насколько безразлична ему судьба народа ярче всего свидетельствует политическое кредо Ардзинбы, включенное в чеканную формулу Программы народного форума Абхазии "Айдгылара": "...высшей непререкаемой и выстраданной ценностью нашего народа стало национальное государство, вне которого существование абхазского этноса утрачивает смысл". Это чудовищное по своей циничной сути признание сопоставимо, пожалуй, лишь с последними заявлениями Гитлера, сделанными в дни агонии фашистского рейха, о том, что немецкий народ должен исчезнуть, если он окажется недостойным своего фюрера и неспособным сохранить созданное этим фюрером государство. Ставить само "существование этноса" в зависимость от судьбы "национального государства", которое готов возглавить честолюбивый вождь, может только человек, которому существование этого этноса глубоко безразлично.

Прожив в общей сложности около четверти века благополучно и уютно, незаметно и, в общем, бесславно в Москве, Ардзинба не часто в эти годы вспоминал, даже в научных трудах, о самом существовании своего этноса. Почувствовав же возможность стать главой национального государства, он позволил себе заявить, что вне этого государства само "существование абхазского этноса утрачивает смысл". Немалую цену назначил он за свою державную корону.

Когда Ардзинба публично клянется в том, что не ради реставрации коммунистического режима ведет он свою борьбу, ему, действительно, можно верить, ибо нужен ему один-единственный режим его личной неограниченной власти, нужно положение главы государства.

Разумеется, не о славе и карьере Владислава Ардзинбы заботились те, кто вытягивал карту с его именем, раскладывая осенью 1990 года хитрый кавказский пасьянс, кто отпускал его из Верховного Совета СССР, кто напутствовал его перед отъездом в Сухуми или мягко советовал вторично оставить Москву, чтобы возглавить большое и ответственное дело, которое ждало его в Абхазии. Так или иначе, выбор был сделан поразительно точно, и элегантный мужчина, честолюбивый интеллигент с еще свежим дипломом доктора исторических наук, красноречивый оратор и один из самых удобных для манипулирования "национальными голосами" народный депутат СССР, примкнувший к группе "Союз" (138), оказался идеальной кандидатурой для руководства "Абхазской Вандеей", ибо все, что ему предстояло сделать, он делал увлеченно, вдохновенно, не по долгу службы, не по приказу Москвы, не для давно ставшего ему чуждым народа, а по собственной воле, по собственной жажде власти и для самого себя.
(Продолжение »»)