Абхазия-1992: Посткоммунистическая вандея

(««См.Начало) Совершившаяся между II и III съездами Ассамблеи - в сентябре 1991 года - "чеченская революция" была первой пробой реализации (пока только на территории Чечни) программных установок АГНК. За три года после 1-го съезда Ассамблея значительно расширила свой состав: о своем вхождении в нее заявили 16 народов Кавказа (первоначально было только шесть).

На III съезде Ассамблея была преобразована в Конфедерацию горских народов Кавказа (КГНК), был создан ее жесткий управленческий аппарат, включая Президента (им по-прежнему оставался карбардинец Муса Шанибов) и 16 вице-президентов, а также Комитет кавказских сообществ (фактически - Правительство, ибо "сообщества" занимались соответственно экономикой, самообороной, культурой, внешними связями и т.д.), во главе которого был поставлен представитель Абхазии Константин Озган; "Кавказский парламент" возглавил чеченец Юсуп Сосламбеков, а Третейский суд Конфедерации - абхаз Зураб Ачба. Была провозглашена конечная цель КНГК - самостоятельная Горская республика, которая на равных будет иметь дело с Россией, Грузией; Арменией и Азербайджаном; путь к ней, по замыслу лидеров Конфедерации, будет пролегать через самостоятельные национальные государства горских народов, которые сначала "разъединятся" (с Россией, с Грузией), а затем объединятся друг с другом (124).

Конфедерация все более решительно заявляла о себе как агрессивная, экстремистская, готовая к вооруженной борьбе с "врагом" организация, действующая по принципу: "Любого, кто нам помешает, - уничтожим" (125).

"...Многолико зло, стоящее на пути сближения наших народов, -заявлял Муса Шанибов. - Борьба с этим злом - одна из самых важных задач..." (126).

Среди конкретных "врагов" Конфедерации - накопителей "зла" все более четко рисовались государственные модели России и Грузии, особенно по мере того, как Россия становилась "Россией Ельцина", а Грузия - "Грузией Шеварднадзе".

Однако, как уже говорилось выше. Конфедерация (до 1991 г. -Ассамблея) горских народов была опасной игрушкой для тех, кто хотел бы направить ее в "нужном" русле - только против демократических' сил Грузии и России. "Сверху", из какого-либо московского явного или законспирированного "Центра" Конфедерация вилась практически неуправляемой, а волны ярости и языки шамени воинствующего обскурантизма, которые взмывали над ее "ьездами и структурами, могли опалить и поглотить многие "ценности"незыблемые и священные для тех, кто готовил плацдарм антидемократического путча в Абхазии. Среди таких "ценностей", неприемлемых для КГНК, были и сам коммунизм со всеми его идеологическими установками и партийными структурами, и государственные интересы России на Кавказе, и права русских граждан этого региона, в том числе и права казаков (медленно и трудно шли к взаимодоговоренностям и соглашениям лидеры КГНК и казачьи атаманы (127), и в целом, наследие христианской цивилизации на Кавказе, хотя лидеры КГНК предпочитали не афишировать ориентацию на исламский фундаментализм и даже подчеркивали, что их цель - "не исламское объединение, а светское государство с религиозной терпимостью" и, вообще, "западнее Чечни имамат не имеет никакой почвы" (128).

При всех противоречиях, которые были свойственны Конфедерации горских народов Кавказа и определяли одновременно ее антикоммунистический, антидемократический, антирусский (антироссийский) и антигрузинский характер (там были и еще более тонкие внутренние противоречия, в частности недоговоренность с осетинами, которые не примкнули к Конфедерации, а также настороженное отношение к тюркским народам - балкарцам и карачаевцам, о которых М. Шанибов с раздражением говорил, что они играют в Конфедерации "роль троянского коня" (129), - все же главное, непримиримое противостояние КГНГ демократическим силам, цементированное лютой ненавистью ее лидеров к грузинским "неформалам", к "Демократической России", к "жидо-масонам", которых КГНК искала повсюду, а после августа 1991 года в Москве и после января 1992 года в Тбилиси - к законным правительствам новой независимой России и новой независимой Грузии, было той нерушимой почвой, на которой укреплялся альянс абхазских сепаратистов с Конфедерацией.

При этом, чем более явно КГНК переставала быть чисто общественной организацией (каковой еще была Ассамблея горских народов Кавказа), а претендовала на роль "государства в государстве" - со своим правительством, парламентом, со своей - во всяком случае, мыслимой в границах некоей Горской республики - территорией, и что особенно важно, с выходом этой территории через Абхазию к Черному морю, со своей столицей (Сухуми), со своей государственной символикой (Зеленое знамя с семью звездами, символизирующими Абхазию, Адыгею, Кабарду, Черкесию, Чечню, Ингушетию, Дагестан), со своими вооруженными силами (фактически - террористическими бандами), тем более грозный и провокационный характер приобретал абхазо-горский альянс.
(Продолжение »»)